Рабиндранат Тагор [без илл.] - Кришна Крипалани

Разрываясь в своих симпатиях к этим двум мирам, одному — благочестивому, полному самоотречения и смутных страхов, и другому — искушающему земным успехом и исполнением всех желаний, молодой Дебендронат, видимо, много размышлял об истинном смысле религии. Был ли индуизм не чем иным, как поклонением идолам, набором бессмысленных табу? Имеет ли благочестивость какое-либо значение, если отделить ее от нравственных запросов в жизни и не руководствоваться здравым смыслом? Не в силах разрешить это несоответствие, он сдался и окунулся в жизнь, полную удовольствий. Затем внезапно наступил кризис.

Его бабушка, к которой он был очень привязан, почувствовав приближение смерти, просила перенести ее в укромное место на берегу Ганги, ибо каждый благочестивый индуист мечтает умереть около этой священной реки. Три ночи внук провел у ее смертного одра. В ночь перед ее кончиной, когда Дебендронат в одиночестве сидел у реки, его вдруг охватило необычайное чувство духовного прозрения, и он потерял сознание.

„Я очнулся другим человеком, — вспоминал он. — Во мне поднялось сильнейшее отвращение к богатству. Грубая плетеная циновка из бамбука, па которой я сидел, казалась мне самым удобным сиденьем, ковры и дорогие покрывала представлялись ненавистными, и в моем сознании проснулась радость, какой я прежде не испытывал. Мне было тогда восемнадцать лет от роду“.

По возвращении домой он роздал большую часть своих богатств, но простой отказ от материальной собственности не принес ему облегчения. Он мечтал о возвращении того экстатического видения, которое пришло к нему на берегу реки…

Индуистская религия, господствовавшая в обществе, отвращала его своим идолопоклонством и бессмысленными ритуалами. И вот он рассказывает, как однажды в таком состоянии духа увидел страницу, выпавшую из какой-то санскритской книги. Из любопытства поднял ее, но с удивлением обнаружил, что не в состоянии понять ничего из написанного. Он послал за известным знатоком санскрита, одним из преданных членов группы индуистских реформаторов, последователей раджи Раммохона Рая. Ученый муж узнал текст — это был первый стих „Ишопанишады“, и он так объяснил его смысл:

„Все, что движется в этом движущемся мире, осенено божеством. Поэтому найти радость в самоотречении: не домогайся того, что принадлежит другим“.

Эти слова стали откровением для молодого подвижника, бродившего доселе во тьме. „Когда я начал серьезно читать „Упанишады“, я почувствовал огромное желание распространять истинную религию“.[10] В тот самый день 1839 года, когда индуисты Бенгалии пышно празднуют ежегодный праздник поклонения богине Дурге, Дебендронат пригласил друзей и последователей и официально провозгласил создание религиозного общества, которое он назвал „Татваранджани (вскоре переименованное в „Татвабодхини“) Сабха“, посвященное культу Единого Бесформенного Божества и распространению основных догматов индуистской веры такими, как они были представлены в „Упанишадах“ до того, как их извратили идолопоклонничество и другие суеверия.

Раджа Раммохон Рай еще в 1825 году основал общество „Брахма Сабха“ (или „Брахмо Самадж“), место встречи всех людей „без всяких различий“. Однако этому движению не удалось добиться массовой поддержки, и вся затея находилась в упадке до тех пор, пока Дебендронат, обладавший безошибочным инстинктом религиозного реформатора, не объединил в 1843 году только что созданный им кружок с существовавшей уже организацией. Если до этого „Сабха“ была не больше чем клубом интеллектуалов, то теперь она стала деятельным центром веры. Это религиозное течение со временем превратилось в движение за осуществление реформ в социальной и моральной сфере и стало активным ферментом в индуистском обществе того времени.

Для того чтобы понять человека, которому посвящена эта биография, нужно знать те условия, в которых вырос Тагор, отдавать себе отчет в том влиянии, которое оказали на его мировоззрение личность и вера его отца. Когда родился Тагор, для народа, который взялся за дело собственной переоценки, религиозные и моральные идеалы были самой насущной реальностью. В их пропаганде чувствуется пыл возвышенного морального сознания, который можно встретить в современных им работах таких американских идеалистов, как Торо, Эмерсон и Уолт Уитмен.[11] Многое из того, о чем Тагор думал и писал, что он чувствовал, обусловлено обстановкой, в которой протекало его раннее детство. Влияние личности Махарши настолько важно для интеллектуального и духовного развития сына, что необходимо подробнее рассказать о его жизни.

Внешне отношения Дароканата с сыном не были слишком отчужденными — сын продолжал работать в отцовском банке, однако уделял все больше времени, средств и энергии тому, что, как он чувствовал, было делом его жизни. „Принц“ был слишком яркой, земной личностью, чтобы восхищаться отрешенностью своего наследника от мира. Но, с другой стороны, он так глубоко почитал раджу Раммохона Рая, что был вынужден примириться и с сыном — последователем Рая, правда прибегнув при этом к предосторожности. Некоторые свои поместья он сдал в аренду с отчислениями в пользу сыновей для того, чтобы обеспечить им гарантированный доход, не зависящий ни от каких превратностей деловой жизни.

И он оказался прав. Вскоре после того, как Дароканат скончался, обнаружилось, что задолженность фирмы намного превышает ее активы. Акционеры срочно стали изымать свои вклады, и знаменитый дом „Карр, Тагор и K°“ прекратил существование. В момент кризиса проявился твердый характер сына. Он собрал вместе всех кредиторов и объявил им, что, хотя по закону кредиторы не имеют прав на сданную в аренду собственность (а она была весьма значительной), он и его братья решили отказаться от этих доходов, пока задолженность не будет выплачена до последнего гроша. Понадобились многие годы расчетливого хозяйствования и экономной жизни, чтобы покрыть долги отца.

Дебендронат не только выплатил все суммы с процентами, но выполнил также все моральные обязательства отца и внес все пожертвования и взносы, которые „Принц“ с опрометчивой щедростью пообещал перед отъездом в Англию.

Дебендронату было только двадцать восемь лет, когда умер отец, но он уже пользовался высочайшим уважением, его называли Махарши, то есть человеком, известным мудростью и праведной жизнью, духовным наследником великих мудрецов, создавших „Упанишады“ 2500 лет назад. Он был религиозным реформатором и мистиком, но при этом крепко стоял на земле. Эта сторона жизни Махарши произвела глубокое впечатление на его сына, который позднее сказал о себе: „Для меня путь спасения не в самоотречении. Я ощущал объятия свободы в тысяче уз наслаждения“.

Махарши много ездил по Индии, и это в те времена, когда путешествия были сопряжены с немалыми опасностями. Почти каждый год весной или осенью он оставлял свой дом и отправлялся через западные равнины к Гималаям. Как в прошлом мудрецы — риши, он любил эти величественные горы, покрытые снежными шапками. Махарши не боялся